Вместо заключения. Признавая традиции в смешанном обществе
Итак, "археология" исламских традиций в горном дагестанском колхозе привела нас ко времени основания сельской мусульманской общины, сформировавшейся после русского завоевания Нагорного Дагестана; затем я проследил путь ее развития в качестве колхоза. Что дала нам эта "археология"? Не желая утомлять читателя нудным повторением сделанных по ходу статьи выводов, я предлагаю вместо этого вернуться к поставленному в начале статьи вопросу о природе исламского "традиционализма": насколько опыт Хуштада показателен с точки зрения изобретения "традиций" в мусульманской деревне Дагестана? Может ли он помочь расставить все точки над "i" в споре о разных подходах к традиционализму?
Конечно, на примере одного колхоза нельзя отразить всю мозаику постсоветского Дагестана. Это небольшая республика демонстрирует сегодня многообразие вариантов развития. Исламский бум охватил лишь ее север, слабо затронув юг. В горах преобладают одноаульные, а на равнине - одноквартальные джамааты. Мелкие колхозы не похожи на укрупненные коллективные хозяйства. И все же даже на материалах Хуштада спор позитивистов с постмодернистами, похоже, решается в пользу последних. В Дагестане нет и не было традиционного общества в его примордиалистском понимании. "Традиции" мусульманской деревни - не "пережиток" древнего прошлого. Они появились в эпоху колониальной и советской модернизации в ответ на вызовы российских реформ. В колхозе - джамаате произошло слияние в равной мере изобретенных исламских и советских "традиций". Дагестанское общество, поэтому, точнее всего характеризуется как смешан-ное (hybrid), [46]являющее собой мозаику местных и заимствованных, органичных и изобретенных институтов и культур.
Отказываясь от традиционализма в его советском понимании, я не могу принять и выдуманного советологами "параллельного ислама". По сути это - вывернутый наизнанку советский подход к исламу как к "вредному пережитку", обусловленному неизжитыми "феодально -патриархальными отношениями". Основываясь на вторичных источниках, Беннигсен широко оперирует оценками советской атеистической литературы. При всей своей эрудированности он делает порой грубые ошибки. Вывод о родоплеменном обществе, якобы сохранившемся на современном Северном Кавказе, заимствован из дореволюционных и ранних советских ориенталистских клише[47] и не соответствует исти-не. Тезис о сети "нелегальных... массовых отделений братств,... способных стать политическим соперником КПСС" возник из неверного понимания источников. Анализ приводимых в работе Беннигсена цитат проясняет, что речь идет просто об исполнении зикра мусульманами, не принадлежащими к тарикату,[48] примеры чего мы уже видели на хуштадинских материалах.
Из сторонников позитивистского понимания исламского традиционализма наиболее близким мне остается подход С. П. Полякова. Не разделяя основных положений его теории, я согласен с ним в том, что основу "исламских традиций" (как и постсоветского исламского бума) нужно искать в сельской общине. Именно здесь, при финансируемых общиной медресе, зияратах и суфийских обителях, происходит создание и передача местной исламской традиции. Вместе с тем, я думаю, что Поляков ошибается, противопоставляя "современное" государство "традиционной" мусульманской общине.[49] Проведенное мной иссле-дование показывает, что, по крайней мере, после русского завоевания Дагестана они были тесно связаны. Созданное в последней трети XIX в. сельское общество затем в течение полутора столетий использовалось в государственном строительстве в целом на Кавказе, а также в Средней Азии. Не случайно именно на эти полтора столетия приходится усиление позиций ислама в обоих регионах.
Остается еще решить вопрос о природе "исламских традиций". Односложно ответить на него нельзя. Мы убедились, что "исламские традиции" - это не просто отражение действительности. Может быть, вообще отказаться от употребления этого понятия? Но как тогда быть с традиционалистскими нарративами, играющими важную роль в исторической памяти и самоидентификации мусульман колхозной общины? Нельзя отмахнуться и от жестоких споров о природе "истинного" исламского традиционализма, расколовшего сначала отдельные джамааты, а затем весь Дагестан на ваххабитов и "суфистов", а в 1999 г. ставших одной из причин второй российско-чеченской войны. Поэтому приходится признать "исламские традиции" - понятие, которое обретает конкретное значение в поле взаимоотношений между "знанием" и "властью" в смешанном дагестанском обществе. Здесь мы вплотную подходим к проблеме исламского традиционалистского дискурса в постсоветском Дагестане, уже выходящей за пределы микрокосма хуштадинской общины.
Исламский традиционалистский дискурс - серьезная и пока еще неизученная проблема. Он сформировался в результате обмена знаниями об исламе между учеными, властью и мусульманами во второй половине XIX - XX вв. Изобретение сельской общины для горцев-мусульман проводилось с участием и под влиянием ученых - этног-рафов, юристов, востоковедов.[50] Из-за малочисленности низовой администрации при военно-народном управлении и в первые советские десятилетия основными проводниками правовых преобразований большевиков тут оказались этнографы и краеведы.
Со сменой политических режимов представления об общине и подходы к ней не раз менялись. Но в основе реформ общины до позднего советского периода оставался позитивистский дискурс традиционализма. Идеологи дореволюционных реформ вдохновлялись благородным стремлением приобщить "диких" сынов Кавказа к достижениям современной европейской цивилизации. Ранние советские реформаторы были воодушевлены не менее благородным желанием освободить "темных" горцев от оков классового и колониального порабощения. Но и те, и другие были уверены в повсеместном господстве в среде горцев традиционной общины[51] и пытались воплотить ее в пореформенном джамаате - сельском обществе, сельсовете, коллективном или советском хозяйстве. Изобретение "местных традиций" обычно постулировалось как их "сохранение". За основу их принимали то адат (в военно-народном управлении), то шариат (в раннее советское время), то социалистические традиции.[52]
Через сельскую администрацию, школу, а позднее книги и средства массовой информации знание "горских традиций" возвращалось от создавших его ученых обратно в мусульманскую деревню. Под его влиянием формировалась новая традиционалистская идеология кол-хоза-джамаата. Любимые темы официальной науки и религиозной пропаганды воплощались в тех самых исторических нарративах, которые я застал в Хуштада и поначалу принял за адекватные действительности. Проникновение изобретенных "традиций" в горы началось еще в первой трети XX в., а в 1960 - 1980-е годы на их основе были созданы новые консультативные органы власти, призванные помочь государству развивать "полезные адаты". С этой целью в нескольких десятках колхозов при сельсоветах создавались советы старейшин. Их задачей было поддержание порядка, урегулирование споров, забота о колхозном имуществе. Хотя прежде они не встречались, их рассматривали как возрождение древних местных традиций самоуправления.[53] В Хуштада такого совета не было.
В позднее советское время развитие традиционалистского дискурса повлияло и на сельскую обрядность. С конца 1970-х годов в переселенческих поселках ДАССР, в том числе на кутанах хуштадинского колхоза, были образованы комиссии по борьбе с пережитками прошлого в быту и внедрению советских обрядов и обычаев.[54] Целью было противостоять растущему влиянию ислама на горцев в связи с подъемом исламских движений в Иране и Афганистане. Однако начавшийся вскоре исламский бум заставил свернуть их деятельность. С рубежа 1980 - 1990-х годов традиционалистский дискурс быстро исламизируется. Новые обычаи и ритуалы, такие как ежегодное празднование "Дня селения", появившееся в Хуштада в 1995 г., принимают мусульманскую окраску. По сути политика опоры на "полезные традиции" подготовила почву для "исламского возрождения" в колхозной деревне. Пытаясь поставить традиционализм на службу советской власти, ученые и политики продвигали к власти носителей изобретенных в советское время "исламских традиций".
Сконструированный в российской науке и политике "традиционализм" обрел плоть и кровь в горном дагестанском колхозе. Реислами-зация колхозной деревни на рубеже третьего тысячелетия опирается на возведенное здесь почти за полтора столетия здание "исламских традиций". По моему глубокому убеждению, без него никакого "исламского возрождения" в постсоветском Дагестане не могло бы состояться. На этих изобретенных "традициях" покоится опора исламского бума - мусульманский джамаат. Традиционалистский дискурс определяет политическую борьбу вокруг исламского возрождения. Как мы видели, возведение здания "исламских традиций" шло последовательно, в три этапа. До революции был заложен фундамент джамаата-колхоза. Здание выросло и окрепло к советскому времени, а исламскую "крышу" обрело уже в постсоветский период. Как ни парадоксально это кажется с первого взгляда, сегодня ислам и советское наследие в Дагестане уже неразделимы. Колхоз-джамаат стал "рукотворным памятником" полуторавековым государственным преобразованиям мусульманской деревни.
46 См., например: В. Latour. We Have Never Been Modern.
49 С. П. Поляков. Традиционализм в совремешомсреднеазиатском обществе. С. 135.
54 Дагестанская правда. 01.02.1976, 23.11.1979.